В воскресенье, 14 декабря, в Абхазии пройдут траурные мероприятия, посвященные 22-летию Латской трагедии. В тот день в 92-м, спустя ровно четыре месяца после начала грузино-абхазской войны, над высокогорным селом Лата в Кодорском ущелье тепловой ракетой «земля – воздух» был сбит один из двух российских вертолетов МИ-8, выполнявший гуманитарный рейс из блокадного Ткуарчала в Гудауту.
Это произошло минут через 20 после взлета, в 16:39. Рухнув в горной местности, вертолет взорвался. Останки заживо сгоревших пассажиров и экипажа вертолета захоронены в приморском парке в Гудауте. Всего их было 86 человек, в том числе 35 детей и 8 беременных женщин. Пуск ракеты был произведен с территории, контролируемой грузинскими войсками, но хорошо помню по телепередачам из Москвы, как представители грузинской стороны отчаянно, истошно отрицали свою причастность к этому бесчеловечному акту: я не я, и ракета не моя… И только несколько лет назад в эфире «Эхо Кавказа» я услышал признание бывшего грузинского командира подразделения: да, мы сбили, но нам был дан приказ и сказано, что в вертолете летят исключительно абхазские боевики…
Послезавтра, в День памяти жертв Латской трагедии, митинги пройдут в Ткуарчале и Гудауте, а в Сухуме состоится открытие Музея Отечественной войны народа Абхазии.
Не так давно живущий в одном из соседних домов ветеран этой войны, сотрудник сухумского домоуправления №4 Валерий Куткая поделился воспоминаниями, связанными с той трагедией. Я попросил его повторить их под диктофонную запись. Мы сидели сегодня на скамейке на детской игровой площадке близ наших домов, вокруг слышались голоса малышей… Валерий Миродович рассказывал, как в начале декабря 92-го, участвуя в боях на Восточном фронте в составе группы «Апсны» из родного села Гуада, он получил тяжелую травму бедра и был доставлен в Ткуарчалский госпиталь. Врачебная комиссия решила отправить его в Гудаутский госпиталь, выписали ему пропуск, но он сомневался: здесь отец, мать… И все же 14 декабря пошел на костыле на площадку, с которой отправлялись два гуманитарных вертолета в Гудауту. Народу вокруг, желающего выбраться из блокадного ада, собралось видимо-невидимо, но за ограду никого без пропуска не пускали. Валерий Куткая рассказывает:
«Подхожу – молодая женщина стоит, лет, наверное, около тридцати или меньше, не знаю. Такой ливень, такой холод… Ребенок годовалый или меньше… Вот здесь, куртку «молнией» она закрыла, а наверху его голова – ребенок красный, черный орет на весь…Она стоит, у нее такие слезы большие, у этой женщины. Я говорю: «Ты что ребенка убиваешь?» Она говорит: «Вот уже третий день тут стою. Моя родня находится в Гудауте. А я никак не могу в вертолет попасть. Мне никто не помогает». Или брата, говорит, ее убило или мужа, сейчас уже не помню… Ребенок умирает, вижу, на глазах, черный весь, орет. В это время я вспоминаю, что в кармане у меня находится пропуск. Я говорю: «Знаешь, женщина, я могу тебе помочь, дать пропуск» – «Откуда ты возьмешь?» Я говорю: «Вот». Вытаскиваю этот пропуск, ей в руки даю. Там казаки, офицеры на воротах стояли, как-то порядок навели. И она – раз – хватает. Такая сила у нее появилась – толпу растолкала. И вижу: прямо в ворота она прошла, показывает – и ее пропускают. Она оттуда уже изнутри - такой забор высокий там, железный – подходит и кричит мне: «Где ты стоишь, там эту землю целую!» Вот это сказала и побежала. Там два вертолета стояли. В какой она села?.. Мне тоже плохо было, я повернулся и пошел в госпиталь. …Да, прошел уже 21… 22-й год… Семью не создал, ребенка не родил. Если я того ребенка убил – это непростительно. Жалко мне, больно. Где бы я ни находился – веселье, свадьба, компания – сижу, и это как током меня ударяет: неужели я их убил?»
Валерий Куткая говорит, что его мучает вопрос: в какой вертолет села та женщина с ребенком – в тот, который долетел, или другой? Женщину ту он никогда больше не видел. Но если она и ее сын (или дочка) все же выжили, вдруг она услышит о рассказанной им истории и откликнется.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
